В воздухе - яки - Николай Пинчук

- Может, сбили, пока Яки садились? - предположил кто-то.

- Не такой Михеев растяпа, чтобы его после всей перипетии можно было ухлопать, - возразили товарищи.

Командир полка все чаще поглядывал на часы, а затем с едва уловимой укоризной бросил взгляд на Василия Зверева. Тот, потупя взор, стоял рядом. "Как же так? Что могло случиться?" - в растерянности думал он. И, наконец, не выдержав томительного ожидания, обратился к командиру:

- Разрешите снова подняться в воздух.

- Нет необходимости, поздно, - тихо сказал командир полка. - Если сбили, ты ничем не поможешь... А может, в облаках заблудился? Там дорогу спросить не у кого.

Томительно тянулось время. Вдруг раздалось стрекотание "кукурузника", и над аэродромом выскочил из облаков легкий двукрылый самолет. Качнув крыльями, мол, все в порядке, По-2 сделал круг и зашел на посадочную полосу. Навстречу ему бежали летчики, техники, мотористы, оружейники. Самолет сделал небольшую пробежку и замер у края поля. Улыбающихся Михеева и Долгалева на руках вытащили на землю.

- Что же это вы так долго, братцы? - не терпелось узнать причину задержки.

- Да заблудились немного в облаках, - виновато оправдывался Михеев.

Подъехал "виллис" командира дивизии. Генерал по очереди обнял каждого.

- Молодцы! Герои!

За мужество и отвагу, проявленные при спасении командира, младший лейтенант Виктор Григорьевич Михеев был награжден орденом Красного Знамени. К великому огорчению, наш боевой товарищ не дожил до конца войны. Вскоре после описанного случая он погиб в неравном поединке в Восточной Пруссии.

Приближение финала

Наш полк передислоцировался на аэродром Лабиау, в 40 километрах северо-восточнее Кенигсберга.

Лабиау - небольшой, тихий немецкий городок. Но война и его не обошла стороной. Улицы были усеяны осколками стекла, грудами битого кирпича и щебня, везде еще чувствовался запах пороховой гари и дыма. Немцы драпанули так поспешно, что ничего не успели взорвать, уничтожить, вывезти. В настежь распахнутых магазинах с выбитыми витринами виднелись мебель, посуда, радиоприемники, одежда. Во многих домах на столах осталась нетронутой приготовленная еда. В квартирах гулял ветер, раздувая занавески и шторы на окнах. Впечатление было такое, что хозяева куда-то отлучились и вот-вот должны прийти. Но они не приходили. Городок казался вымершим, только где-то жалобно мяукали кошки и выли собаки.

Через пару дней мы встретили несколько престарелых мужчин и женщин с малыми детьми. Прижимая к себе малышей, они исподлобья посматривали на нас, веселых, улыбающихся. Мы протягивал малышам сахар, конфеты, однако те боялись брать сладости. И взрослые боязливо глядели. "Вот как Геббельс своей иезуитской пропагандой сумел запугать народ", - подумал я.

Около одного особняка на скамеечке сидел моторист моего самолета сержант Aнтон Суховаров и мирно беседовал с немцем. Старик, хотя и плохо, но объяснялся по-русски. Антон после каждой фразы усиленно жестикулировал правой рукой, а левой поддерживал новенький велосипед.

- Что, уже прихватил, обрадовался дармовщине? - показывая на велосипед, с укоризной сказал подошедший со мной замполит.

- Никак нет, - поднялся Суховаров. - У меня к чужому руки не тянутся. Хозяин по доброму согласию одолжил до окончания войны. Можете (просить его самого.

Но спрашивать не пришлось. Старик встал и, путая русские и немецкие слова, стал объяснять:

- Их бин Карл Мейер, антифашист. Гитлер - сволочь, капут, фашизм капут. - Он стукнул палкой по своему протезу. - Я много был концлагерь, нога капут. Гитлер убивалъ мой сын... Этот фаррад я сам даваль...

Старик поспешно заковылял в дом и через несколько минут возвратился, держа в руках пожелтевшую от времени газету немецкой компартии "Rote Fahne". На первой странице мы увидели портреты Владимира Ильича Ленина и Эрнста Тельмана.

- Я ошень сберегаль, - сказал Карл Мейер.

Мы поинтересовались, откуда он знает русский язык. Немец рассказал, что в прошлую войну был в России в плену, что он рабочий-металлист, знал Тельмана. Он заявил, что приветствует советских летчиков, которые несут избавление немецкому народу от коричневой чумы.

Старик подвел нас к сараю, в котором лежало десятка два сваленных в кучу велосипедов. Видимо, фашистская солдатня, убегая, не успела их забрать, а может быть, про ник попросту забыла. Карл предложил нам взять по велосипеду, так как они все равно здесь никому не нужны: в городе почти не было населения. А нам могли пригодиться быстрее добираться от жилья до аэродрома. Так наша эскадрилья стала "механизированной". Мне достался хороший "Вандерер", с которым не расставался до конца войны.

В знак благодарности мы дали Карлу пару банок тушенки, хлеба, сахару и налили стопку русской водки. Старик выпил и запел:

Вольга, Вольга, мутэр Вольга,

Вольга русски есть река...

Видя, что советские летчики ведут себя корректно, миролюбиво, смеются вместе со старым Карлом Мейером, даже угостили его, к нам подошло несколько женщин и ребятишек. Мы поговорили с ними, чем могли одарили. А когда на велосипедах уезжали на аэродром, нам вслед неслось:

- Я зналь, русски зольдат - карош зольдат! Ошень карош!

Это Карл Мейер говорил своим землякам, Свидетельства поспешного отступления врага нам пришлось видеть везде. На обочинах дороги от города до аэродрома валялось множество замерзших немецких трупов.

Никто не позаботился о похоронах погибших. В имениях и на хуторах бродил брошенный скот. Мы накачивали в поилки воду, открывали сараи с сеном, стараясь облегчить страдания животных.

Как только улучшилась погода, эскадрилья снова принялась за свое привычное дело - прикрывала с воздуха сухопутные войска, обеспечивала бомбоштурмовые удары "пешек" и "ильюшиных" по окруженному юго-западнее Кенигсберга врагу, вела разведку. Снова разгорались ожесточенные бои с фашистскими самолетами.

Однажды в районе Хейльсберга мы с Калюжным на высоте около 4000 петров встретились с шестеркой Ме-109Г-2. Это были самолеты последней модификации, с более мощным мотором и четырьмя пушками. Мы знали, что на такой высоте нашим Якам с ними не так-то просто драться. Но отступать не собирались. Бой завязался упорный, тяжелый. Немцы всячески старались зажать оба Яка в "клещи". 4 "мессера" вели с нами бой, а пара крутилась выше, при удобном случае переходила в атаку и снова уходила вверх. Нам в основном пришлось вести бой на горизонтальном маневре и со снижением. Чем меньше становилась высота, тем заметнее ощущались преимущества наших Яков. В бешеной карусели на зрительной связи мы носились с Алексеем на встречных курсах, отбивая атаки врага и прикрывая друг друга. Вижу, Калюжный заходит в хвост одному "мессеру". Кричу по радио: "Алексей, бей, сзади никого нет!" Он так из пушки и пулеметов саданул, что вражеский самолет сразу окутался дымом и круто ушел вниз.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});